Писатель и журналист Юрий Нестерович Ребров родился в 1932 году. Будучи коренным москвичом, он более тридцати лет жизни связал с Крайним Севером. В 1947 году его мать, заключив трудовой договор с «Дальстроем» отправилась со своим сыном на край земли -далекую Колыму. Он застал последние годы существования пресловутого «архипелага ГУЛАГа».и хорошо узнал безумные реалии того времени. В школе он учился вместе с будущим основателем новой молодежной прозы – Василием Аксеновым, а сдавал выпускные экзамены по литературе его матери знаменитого впоследствии автора «Крутого маршрута» -хроники времен культа личности. …» это были незабываемые экзамены. В школе рабочей молодежи, где Евгения Семеновна Гинзбург преподавала русский язык и литературу, получали среднее образование в основном люди в золотых погонах – работники УСВИТЛа (Управления Северо- Восточных трудовых лагерей). Не трудно догадаться, что чувствовала, проведя десять лет в лагерях политзаключенных, Евгения Семеновна, принимая экзамены у своих мучителей»…Да, парадоксов жизни той поры будущий журналист насмотрелся немало. Вот, например, как он описывает в своих воспоминаниях областной смотр «художественной самодеятельности»
…» эти организованные неугомонным начальником культурно - просветительного отдела обкома профсоюзов Львом Моисеевичем Туревским потемкинские деревни! Пышные декорации, костюмы из настоящего шелка - все это влетало в копеечку, зато финальные концерты ничуть не уступали столичным. Да и как им уступать, если "самодеятельных артистов" в горняцких поселках хватало. Хотя ряды всесоюзных знаменитостей заметно редели, но большинство из-за паспортных ограничений переселяться на "материк" не спешили, от страха люди еще не отошли.
На концерте Лев Моисеевич не мог усидеть на месте. Он то и дело выскакивал из ложи почетных гостей в фойе, оттуда бежал за кулисы и хотя все было тысячу раз согласовано в обкоме партии и таких смотров Лев Моисеевич
уже провел добрый десяток, беспокойство не оставляло его ни на минуту. Финальные концерты собирали все светское общество Магадана. Для простого народа в кассе билеты не продавались.
Первое отделение демонстрировало общую идеологическую направленность - партийность и народность искусства.
Занавес раздвигался и на фоне многометрового шелкового алого полотнища, полощущегося словно на ветру - за сценой был установлен мощный вентилятор, шагали мускулистые спортсмены и загоревшие физкультурницы. А на авансцене чемпион области по боксу в тяжелом весе Яков Высоцкий, под два метра с волевым подбородком и агрессивно выдвинутой тяжелой челюстью читал стихи о советском паспорте. Иногда зачин финального концерта менялся и тогда Яков читал вступление к поэме "Хорошо". Высоцкий был удивительно похож на «талантливейшего поэта нашей эпохи», как он изображен в школьных учебниках. Постановщик не баловал зрителя фантазией и изощренностью режиссуры. Высоцкий неизменно возвышался на сцене неким скульптурным изваянием, простирая вперед правую руку, указующую путь в светлое будущее. Судя по указанному направлению, оно находилось где - то за спинами зрителей. Высоцкий, отец прославленного впоследствии Игоря, работал художником на телестудии, и сам нередко удивлялся, как после знаменитой 58 оказался в таком идеологическом учреждении и читал патриотические стихи на областном смотре.
Под стать бодрому стихотворному зачину были и песни. Задорные, напоминавшие о славном прошлом страны и подчеркивающие ее героическое сегодня. С ними, как правило, выступал мастер Тенькинских ремонтных мастерских. Еще не старый, но с прорезавшими пожеванное лицо морщинах и с почерневшими зубами, свидетельствовавшими о лагерном прошлом. Он пел как бы двумя голосами. Куплет низким баритоном, а бойкий припев срывался на дребезжащий тенорок. Это было так неожиданно, что все ждали, когда певец перейдет на "другой" голос, подобно прославленной позже Имме Сумак. :
Уральцы бьются. Эх, бьются здорово.
Нам сил своих, нам сил своих не жаль.
Еще в стальных штыках, щтыках Суворова,
Она сверкала и звенела наша сталь...
А после того, как "отзвенела" и "отсверкала" сталь, еще один участник самодеятельности из Теньки читал стихи в прозе Тургенева.
Лев Моисеевич за Тургенева был спокоен. Обкомовское начальство вежливо хлопало, высказывая одобрение творчеству Ивана Сергеевича. Но для Туревского приближалась опасная зона. До сих пор на сцену выходили пусть и бывшие заключенные, ныне честно трудившиеся на заводах, приисках, ремонтных мастерских. Статус их самодеятельного начала не вызывал сомнений, никогда в своей предыдущей, вольной жизни они не появлялись на подмостках театров и концертных залов. А теперь пришла очередь всяких заслуженных, народных и просто известным и это изрядно волновало Туревского. Разумеется, каждый номер соответствующим образом согласован и на «прогоне» замечаний не было, но все же...
Во втором отделении стихи Пушкина читал Розенштраух, впоследствии известный театральной Москве под именем Кольцова, украинские песни исполнял народный артист республики, в прошлом солист Киевского театра оперы и балета. А потом зал вздрогнул от неожиданности. Ведущий торжественно объявил:
- Выступает эстрадный оркестр Магаданского промкомбината под управлением Эдди Рознера!
В том концерте позволили выйти на сцену и прославленному Вадиму Козину. Правда, несмотря на бешеные аплодисменты спел он, как и все участники концерта только две песни, но для него и это было праздником - хотя сам он никогда не касался этой темы, все же немыслимо жить артисту без публики.
Лариса Тормавшева, искусствовед, с нескрываемой
иронией , следившая за всем, что происходило на сцене, воспользовалась, тем, что мимо в очередной раз пробегал изрядно взмокший Туревский, театральным шопотом кинула:
Прямо получился концерт строгого режима…
-Кто умеет, тот делает, а кто не умеет – учит. - мгновенно отреагировал на реплику Лев Моисеевич.- Между прочим, все участники концерта реабилитированы и сейчас нормальные советские люди.
-Забавные люди у вас считаются нормальными, - не унималась искусствовед. Но Туревского и след простыл.»… |
